16 января 2008 . Владимир ЧИСТИЛИН. Главное™

В конце 60-х годов прошлого века он был одним из самых популярных людей Советского Союза. Концерты Вадима Мулермана охраняла конная милиция, шлягеры в его исполнении звучали во всех уголках необъятной страны, а на гастроли к поезду дополнительно цепляли два вагона с поклонницами.

Сегодняшние звезды эстрады могли бы позавидовать знаменитости нашего земляка. Сборная СССР по хоккею отказывалась выходить на лед, если перед матчем не ставили кассету с его легендарным припевом «Трус не играет в хоккей». После песни «Лада» забытым славянским именем назвали автомобиль и нарекли целое поколение советских девочек. На всех кухнях шептались, что он «отбил» жену у Кобзона, что именно в его исполнении должны были звучать песни в фильме «Семнадцать мгновений весны», и что по ночам он подрабатывает таксистом в Америке. После 12 лет работы за рубежом харьковчанин Вадим Мулерман вернулся в родной город, чтобы начать все с нуля: создать семью, собственный театр-студию и рассказать правду – о себе и эпохе утраченных иллюзий.
 

Штирлиц должен был петь голосом Мулермана

 

Все песни «Семнадцати мгновений весны» были записаны мною, и только нерешительность Лиозновой помешала им появиться в фильме. Я ее не осуждаю, поскольку на тот момент меня запретил всесильный начальник Гостелерадио СССР Лапин. Эта история никому не известна, но читателям «Главного» я ее расскажу. Сначала записывался Магомаев. Режиссерская задача Татьяны Михайловны состояла в том, чтобы это как бы были мысли Тихонова вслух. Магомаев заявил, что он хочет, чтобы звучал именно его голос, на что Лиознова ответила отказом. Тогда Таривердиев позвонил мне. При встрече Татьяна Михайловна спросила, могу ли я изменить голос так, чтобы люди его не узнали. Я попросил два дня. Поскольку мы не были знакомы с Тихоновым, мне нужно было узнать тембр его голоса. Звоню своей приятельнице, работавшей секретарем начальника управления музыкальных учреждений, и прошу ее срочно назначить встречу с Тихоновым. Умоляю продержать его в приемной минут сорок и хорошенько разговорить. Я в это время сел рядом, как будто тоже был посетителем, и ловил его интонации. Не подозревавший подвоха, Тихонов начал отодвигаться. Пришлось нас познакомить, хотя мы ему ничего не рассказали.
 
После встречи звоню Лиозновой и говорю, что я готов. Приезжаю на студию в двенадцать ночи. Делаю первый дубль «мгновений», записываю вторую песню. Режиссер довольна. Выхожу перекурить, и вдруг в одной из студий слышу знакомые мелодии в исполнении Магомаева. Тогда я не знал, что он записывался, поскольку Таривердиев говорил, что они специально ждали меня и никого не записывали. Я разозлился. Набираю номер Мусика. Он мне рассказал, как было дело. И пока я не получил разрешение от Магомаева, своего согласия не давал. Захожу к Лиозновой. Она объяснилась со мной по поводу записи и поблагодарила за блистательную работу. В три часа ночи нас начали развозить по домам. Уже в автомобиле я попросил Татьяну Михайловну переписать в «мгновениях» одну фразу. «Не надо. Меня все устраивает. Если будет нужно, я перезвоню», – ответила режиссер. И здесь я задал жуткий вопрос, который меня уничтожил: «А Лапин в курсе, что будет писать Мулерман»? Вдруг она призадумалась. Фильм шел по заказу Гостелевидения, а она не знала, что Лапин запретил мои выступления на ТВ и радио. На следующий день звонка уже не последовало. Потом со мной связался директор фильма Фимочка Лебединский. Он рассказал, что Лиознова тотчас ночью перезвонила Роберту Рождественскому на дачу. Там оказался Кобзон, и на следующий день они переписали фильм.
 
Сдача ленты намечена была через два дня. Время поджимало. Тогда съемочная группа возразила Лиозновой, что есть большая разница между песнями в исполнении Мулермана и Кобзона. На что режиссер предложила: «А давайте запечатаем эти две записи, и комиссия не узнает, кто поет». 90% проголосовало за мой вариант. Тогда Лиознова приняла волевое решение: «Если мы оставим запись Мулермана, то фильм положат на полку. Что будем делать»? Вопрос был риторическим. Так в фильме появился голос Кобзона.
 

Штрихи к портрету великих

 
Когда мне сказали, что я впервые буду участвовать в одном концерте с Шульженко и Утесовым – это был шок. Я весь трясся. Перед тем, как выйти на сцену, ко мне подошла Клавдия Ивановна и сказала: «Ваденька, не волнуйтесь, я с вами»! Когда Лидия Андреевна Русланова на стадионе в Донецке увидела меня в первый раз (тогда ее только выпустили из тюрьмы), она спросила: «Молодой человек, а вы что здесь делаете»? Я что-то ответил. «Хорошо, – говорит, – послушаем». Когда она спела, то села на лавочку и стала меня слушать. После окончания выступления, Русланова подошла ко мне и сказала: «Завтра мы идем вместе в магазин. Вы тот мужчина, который сможет мне посоветовать. Я увидела на сцене настоящего мужчину». Почему она тогда об этом сказала, мне стало понятно только теперь. Я сегодня на сцене не вижу мужиков. Показывают Борю Моисеева, Трубача. Все сейчас какие-то женоподобные.
 
Кроме того, появилась масса дутых «звезд». Раньше, чтобы попасть на Центральное телевидение, нужно было пройти такие препоны, что ты уже поневоле становился каким-то товаром. Сама система отсекала. Возможно, кого-то и несправедливо. Когда был конкурс, в жюри сидело 8 народных артистов СССР, 6 композиторов всесоюзного значения – просто невозможно было плохо выступать. Как-то Утесов заболел и попросил его подменить. Я ему возразил: «Леонид Иосифович, ну как же я могу вас заменить»? На что он ответил: «А вы меня не меняете, вы себя на первый план ставите, но моим именем»! Я не мог подвести Утесова. Сегодня нет кумиров, на которых хочется равняться.
 

Дружба с Высоцким

 
С Володей мы были приятелями. Я никогда об этом не говорил вслух. Потому что после смерти у Высоцкого появилось много «друзей», о которых он и не догадывался. Познакомились мы у него дома. Тогда вышел приказ о запрете показывать на экранах людей из «черного списка». В него входили многие: Ростропович, Вишневская, Высоцкий, Мулерман и другие. Я крепко дружил с двоюродным братом Володи – Павлом Леонидовым. Он был крупным администратором, и однажды предложил нам с Высоцким поездку по Северному Казахстану. Мы оба были запрещенными артистами и на гастролях сблизились. Сказать, что мы были с ним друзьями, я не берусь, поскольку встречались редко. Но очень тепло друг к другу относились. Когда Паша умирал, то наказал жене, что если в Америке появится Мулерман, чтобы она передала пальто Высоцкого именно ему. Володя прибыл на гастроли в США в одном костюме, а поскольку было очень холодно, пришлось покупать теплую одежду. Он пробыл в Нью-Йорке три дня и оставил пальто брату. Сейчас оно находится у меня. Даже Никита Высоцкий о нем не знает. Своей жене я сказал, что когда умру, пусть передаст пальто в музей Высоцкого.
 

Бернес спас мне жизнь

 
Могу рассказать один случай о нашем земляке – харьковчанине Марке Бернесе. В город Киров мы летели на праздник самолетом. Нас встречали в аэропорту. У Марка Наумовича было одно условие – он брал деньги вперед, поскольку всех администраторов считал жуликами. Принимавший нас человек сообщил, что уже через час мы должны стоять на сцене. Бернес спрашивает: «А где же деньги»? Администратор начал пояснять, что он надел другой пиджак и рассчитается, как только мы прибудем на место. Но Марк был неумолим: «Вы поезжайте, переоденьтесь и привезите гонорар, а мы здесь подождем». Пока он ездил, прошло какое-то время. Когда мы уже подъезжали к стадиону, раздался взрыв. Взлетела вся трибуна, где должны были располагаться артисты. Под ней находилась пиротехника, и кто-то бросил окурок. Погибло 300 детей и около 200 взрослых. Актеры так устроены: выступил – ушел. Поэтому среди артистов никто не пострадал. После этого случая народ так возненавидел актеров, что не пускал их в Киров десять лет.

Владимир ЧИСТИЛИН. Главное™